Ноябрьский номер журнала Корпоративный юрист. Герой номера - Максим Стрижак.

Максим Стрижак еще студентом понимал, что юриспруденция — это та сфера, в которой можно реализоваться, даже не имея поддержки, связей, капитала. И полностью подтвердил это на своем примере. Студент из Саратова вырос в управляющего партнера Независимой юридической группы «Стрижак и Партнеры», которая входит в первую группу Право 300. Максим рассказал, какие корпоративные ценности имеют особое значение для компании и какое преимущество в банкротной сфере имеют опытные специалисты перед молодыми.

Расскажите об истоках вашей компании, о том, как она появилась.
Будучи студентом второго курса, на старте моей карьеры, я  устроился на работу в  юридический отдел коммерческого банка. В  процессе работы 
было много судов, была первая волна банковского кризиса, у многих банков были проблемы. Наш банк тоже попал под отзыв лицензии. Были перебои с  заработной платой, многие сотрудники уволились. Мне это никак не мешало, ведь я получал опыт практической работы параллельно с учебой.
После того как банк все-таки прекратил работу, я стал помощником адвоката. И уже через год, после окончания вуза в 1999 году, начал свою собственную практику. Вместе со своим одногруппником и двумя студентами младших курсов мы стали снимать офис. Это  и  было началом нашей компании. А банкротство стало для меня той областью, где я смог применить свои аналитические способности, энергию и стремление к развитию.

А специализация банкротная связана с тем, что Вы начали практиковать в банке?
Она связана с тем, что одним из моих первых клиентов была организация арбитражных управляющих. Надо сказать, что Закон о банкротстве часто 
менялся, он довольно сложный и по объему даже больше, чем Гражданский кодекс. Если еще учесть обязательные к  применению пленумы и  обзоры 
практики ВАС и  ВС, создающие дополнительное регулирование к закону и которые ты должен знать, — то пальцев на руках не хватит их все перечислить. 
В начале 2000-х годов отрасль банкротного права только начала создаваться. Поэтому когда ты молодой специалист и  тебе не  лень сесть и  разобраться, а вокруг тебя адвокаты, которым это сделать гораздо сложнее, они уже долго в профессии, у них есть уже наработанная практика в давно известных им областях права, то это создает для молодого специалиста возможность проявить себя.

Сразу решили, что будете покорять Москву?
Такое решение, как покорить именно Москву, никогда не  было моей целью. Целью было добиться успеха в профессии, и если для этого потребуется 
переехать в  Москву или любой другой город, то что ж... я  был на это готов. Я  закончил лучшую в Саратове математическую школу. Ее ученики регулярно становятся призерами российских и международных олимпиад. Нам к 10 классу давали знания по математике уровня второго курса мехмата, 
и учиться там было тяжело. В этой школе я учился последние четыре года обучения, а  до этого готовился год к поступлению туда. То, что я смог успешно ее закончить, придало мне уверенности в своих силах. Считаю, что базовые знания по математике отлично развивают аналитические способности, что очень пригодилось в юридической профессии и помогло, особенно в начальный период карьеры, создать преимущество перед конкурентами. Отличная аналитика — это одно из основных конкурентных преимуществ нашей команды до сих пор.

Юриспруденция показалась для меня оптимальной областью, где я мог бы реализовать свои амбиции. Ведь для начала работы в ней тебе нужен компьютер, принтер. Даже офис по большому счету не нужен. К тому же математикой я наелся, а математическим гением, который периодически теряет 
связь с  миром вокруг, уходя в  свои расчеты и  вычисления, меня назвать было никак нельзя. Получать экономическое образование я  не захотел, потому что одно дело его получить, а другое дело его использовать. Начальный капитал или должность мне никто не предлагал, сделать карьеру в провинциальном городе в  этой области представлялось практически невозможным. Поэтому я  выбрал юриспруденцию. 
Отдельного желания переехать в Москву не было. Мы были связаны с арбитражными управляющими, делами по банкротству, у нас было много дел в Москве. В какой-то момент их количество увеличилось появилась необходимость присутствия, в 2007 году появился офис в Москве, и мне пришлось существовать между двумя городами. Теперь уже более 10 лет как я живу в Москве, с семьей. 

Вы много занимаетесь банкротством, в какой период эта тема была особенно востребована? 
По моим ощущениям востребованность была всегда и,  как мне кажется, постоянно возрастает. Может быть, это из-за того, что компания развивается, 
становится больше клиентов и дел. Мне сложно отстраненно посмотреть на рынок вне контекста своей работы и определить какие-то периоды. Я заметил, что каждые два года ты думаешь: «ну все, это уже предел». И через два года понимаешь, что это был не предел, а только разминка. Происходит это циклично и постоянно. Последние пять лет банкротство  — это драйвер развития российской правовой системы, потому что государство посчитало, что банкротство существует не для того, чтобы деньги не отдавать. Банкротство развивается для того, чтобы создать такие издержки тем, кто не  отдает деньги, чтобы должникам было дешевле расплатиться по своим долгам. Вектор развития задают изменения в закон и судебную практику: так сначала закон дополнили главой III.1 по оспариванию сделок в банкротстве, затем в  2017 году значительно расширили субсидиарную ответственность, в  2020-м принят обзор практики ВС, узаконивший субординацию требований кредиторов. В тот же момент интересно наблюдать за тем, как проходят корпоративные споры и  как в  этих спорах высок риск того, что правосудие не  свершится. Есть знаковый спор (№ А56-1486/2010), где миноритарии с 2010 года пытались взыскать убытки с  директора за его действия. На основе этого спора вышло постановление Пленума ВАС. После этого постановления в  ГК возникли изменения, связанные с  ответственностью директора. Сам спор прошел три круга, дважды был в  ВАС, один раз в ВС, и лишь в апреле этого года закончилось его рассмотрение возвратом надзорной жалобы. 
Спор рассматривался больше 10 лет, на его основании создана судебная практика и внесены изменения в  ГК, при этом во взыскании убытков миноритарным акционерам, как это ни удивительно, отказано. Такого представить в деле о банкротстве просто невозможно. В корпоративных спорах нет общего направления. Часто «магнитные стрелочки» правосудия зависят от того, кто к ним подошел, туда они и  должны повернуться. В  банкротстве 
же есть общий тренд — деньги нужно возвращать. Банкротство  — это больше не  бизнес для должника, на котором можно зарабатывать не  расплачиваясь с  кредиторами. Банки — кровеносная система страны, для которой оборот денег жизненно необходим. Верховный суд уделяет максимальное внимание этой области и  принимает максимальное количество справедливых решений, борясь с «управляемыми банкротствами».

Давайте на минуту представим себя футурологами. Новые технологии, новое поколение каким-то образом повлияет на банкротство?
Я знаю наверняка, что новому поколению будет сложно разобраться во всех правилах, которые сейчас установлены и которые появятся. Банкротство 
сейчас  — лоскутное одеяло, к  которому постоянно пришивают новые элементы. Это не статичная конструкция. Банкротство нужно воспринимать 
во времени и  в  контексте изменений, а  это очень много несистематизированной информации, что для новых людей будет крайне сложно. Чтобы понимать картину в  целом, нужно иметь широкий кругозор и  большой объем информации. В  то же время новые технологии приходят в  нашу жизнь 
все больше, и банкротство не исключение. В этом смысле новому поколению специалистов будет немного проще.

Но и специалисты по банкротству тоже будут молодеть. Это ведь тоже повлияет на банкротство?
Да, видно, что банкротство начинает прирастать новыми людьми и  новыми специалистами и  этот процесс идет постоянно. Опять же все упирается во владение информацией. Сейчас ее можно получить из любого удобного источника, будь то статьи в  журналах, информация в  интернете или телеграм-каналы. Персональные подписки в соцсетях  — тоже отличный способ получать информацию. И  тут не  вопрос авторитетности автора какого-то канала, а скорее, возможности мне как человеку в  сжатые сроки получить нужный мне объем знаний, еще и  с разных точек зрения. 
В наше время человек к 30 годам может иметь такое количество знаний, которое раньше он бы и к 50 не накопил. Сейчас я наблюдаю омоложение 
в  консалтинге. Я  это связываю именно с  тем, что информация стала доступнее и  есть талантливые люди, готовые ее усваивать и анализировать. 

Вы любите делиться информацией, профессиональными знаниями?
Смотря с кем. С молодыми коллегами или студентами  — с  удовольствием. У  нас в  компании есть свои группы в  мессенджерах с  информацией для 
ознакомления с  интересными делами и  их обсуждения. Я  всегда получаю удовольствие, когда молодые ребята, которые работают со мной, добиваются успехов. Порой это приятнее, чем самому чего-то достигать. Также всегда с  удовольствием делимся профессиональными знаниями с  клиентами, даже если такие знания клиенту нужны по вопросу, не связанному напрямую с его делом.

Чем ваша команда отличается от других компаний на рынке?
Наш костяк сложился давно. Мы вместе начинали с нуля и добились статуса известной юридической фирмы из первой группы федерального рейтинга 
Право 300 по банкротству и арбитражным спорам. Группа студентов-единомышленников добралась до топ-10 юридических компаний в стране в двух 
самых конкурентных номинациях. При этом мы не  потеряли свою самобытность и  идентичность. Это произошло из-за того, что весь этот путь мы  менялись вместе. Как в  индивидуальном плане как личности и специалисты, так и в командном как общая «боевая единица». Думаю, это нас и отличает от всех остальных. Я таких примеров среди других компаний не  знаю. С  большинством партнеров мы сотрудничаем уже более 15 лет. Что это, как не признак стабильности в отношениях среди партнеров и  взаимного доверия внутри команды? А значит, такой фирме могут доверять и наши клиенты. Потенциал нашей команды не исчерпан, мы все так же продолжаем двигаться вперед и достигать новых результатов. 

У вас есть программа адаптации для новых сотрудников? К вам попадают через рекомендации?
У нас не закрытое сообщество, мы нанимаем людей со стороны. Часто мы берем к себе людей без опыта работы, в  основном студентов последних 
курсов. Когда они приходят к  нам сразу после института, то нам не  нужно их переучивать. За полгода нам становится понятно, принимает ли человек нашу систему правил и будет ли он в ней работать. 

Было ли у Вас желание получить сразу хорошего специалиста, а не обучать сотрудника? 
Я не  исключаю такой возможности. Чаще мы растим для себя кадры сами, но также готовы предоставить возможность стать частью команды и близким по духу специалистам с опытом работы. К слову о том, что отличает нас от других команд на рынке. Мы отдаем приоритет ответственности, которую берет на себя человек, его способности нести ответственность. Когда ты растешь по служебной лестнице, помимо того что твои знания, твой опыт и твой кругозор должны расти, должно расти и то, сколько человек хочет и может взять на себя ответственность. Насильно ее навязать невозможно. Либо человек ее понимает и  осознает ее как часть своей персональной ответственности в общем деле, либо нет. Я не знаю еще успешных попыток разменять это чувство персональной ответственности на KPI или деньги. На время деньги могут создать дополнительную мотивацию, но в перспективе это может заложить бомбу в рабочие отношения, потому что люди будут беспокоиться о  своем KPI, а  не о  конечном результате. Именно ответственность за результат и качество работы создают репутацию среди клиентов  — а  это наиболее важный ресурс, которым обладает компания. Если человек знает свое дело и  принимает нашу форму работы, то мы будем рады его принять к себе. Для нас успех важен не любой ценой, важно добиться успеха, оставаясь самим собой и используя наш способ его достижения (скрупулезный подход к изучению материалов дела, глубокую аналитику и экспертизу). 

Что нового пандемия внесла в вашу компанию, в процесс работы с клиентами?
Она изменила форму общения, безусловно. Очень много удаленных форм общения, по нескольку митингов в день. Это стало обыденностью, мы к этому быстро адаптировались. Это сокращает временные издержки и повышает интенсивность работы. Специфика работы по банкротным проектам 
(в копании их 80 процентов) заключается в том, что эти проекты длительные. Процессы могут в  среднем длиться два-три года, и пандемия может занять год или два от  части процесса. И  ничего сильно не изменится. Мы более устойчивы к таким вещам, потому что в  проектах с  большими сроками что-то кардинально может и не поменяться. Пандемия могла повлиять на оплату завершающихся проектов из-за трудной финансовой ситуации на рынке в целом, но не более того. 

При каких обстоятельствах вы не станете заниматься проектом клиента? 
Мы всегда честны перед клиентами, и  проект мы можем взять только после того, как проанализируем его и  расскажем клиенту, какие пути-решения 
мы видим. Когда мы с  клиентом обменяемся мнениями, когда каждый из нас будет понимать точку зрения и желание другого, то при таких условиях 
мы сможем работать по любому проекту. Если мы понимаем, что клиент пытается уйти от прямых ответов, не воспринимает наши информацию и доводы, возможно, пытается ввести нас в заблуждение, то в таких случаях мы не сможем работать. В таких случаях мы от работы отказываемся. Как врач, который должен иметь полную картину о пациенте, так и мы должны иметь всю информацию о будущем проекте. Это как если человек проходит лечение у двух врачей сразу, не сообщая им друг о друге и о способах и медикаментах, которые он получает. Ну и конечно, если поручение клиента идет вразрез с законом или нашей профессиональной этикой.

Были случаи, когда Вы поняли, что команда совершила что-то невозможное, и Вы помните об этом до сих пор?
Такие случаи есть и немало. То, где мы сейчас находимся, и есть вкупе плоды таких успехов. Весь этот путь мы прошли сами, своими ногами и решениями. Такие случаи часто знаменуют собой переходы на новую ступеньку, новый этап развития фирмы. 
Из недавнего можно вспомнить дело ГК «Стройпрогресс», которое попало в  «споры года» по версии газеты «Коммерсант», в  рамках него удалось 
фактически спасти от  банкротства уже находящуюся в  конкурсном производстве компанию, пересмотрев и отменив судебное решение о взыскании 
с нее долга и послужившее основанием для возбуждения дела о  банкротстве. При этом в  Верховном суде мы добились права на пересмотр дела, создав практику по «экстраординарному оспариванию», этот термин был впервые употреблен Верховным судом именно в нашем деле. Также можно упомянуть дело о  банкротстве Ростовского электрометаллургического завода. Мы этим проектом занимаемся уже полтора года. Когда мы пришли в проект, завод был уже продан. Однако существовала масса споров внутри, все пытались поучаствовать в  разделе суммы, вырученной от  продажи завода. Было много требований, связанных с предыдущим бенефициаром, который тоже планировал поучаствовать в  разделе суммы. 
И  это был не  один линейный процесс, все усложнялось параллельными банкротствами компаний кредиторов, аффилированных к прежнему бенефициару завода. В момент нашего входа в проект ситуация была очень тяжелая, можно сказать, почти безнадежная для независимых незалоговых и  текущих кредиторов, в том числе и  ФНС, однако через полтора года судов картина поменялась кардинально. Около 2,5 млрд текущих требований аффилированных кредиторов были признаны отсутствующими или сальдированы и таким образом ушли из реестра текущих кредиторов, а залоговый кредитор получил возможность к  дополнительному распределению еще 1 млрд руб.

Почему именно «независимая группа», а не юридическая фирма? Чем обусловлено такое название?
Нам важно подчеркнуть, что мы не  обладаем каким-то внешним дополнительным ресурсом. Все, что мы делаем, и  результаты, которые мы получаем, — это продукт наших усилий. Мне кажется, что для нашей работы и корпоративной культуры это важно. 

Как Вы сохраняете баланс между работой и отдыхом? Как в Вашей жизни появилась музыка? 
Занимаюсь по сезону водными видами спорта (это вейксерфинг и  кайтсерфинг) или горными лыжами, играю на гитаре в любительской рок-группе.
Эти увлечения стали для меня еще одним подтверждением моей свободы, возможностью самовыражения. И спорт, и музыка — это и отдушина, 
и веселье, согласитесь, что может быть увлекательнее, чем поиграть в рок-звезду?
И конечно, эти увлечения дают и возможность переключиться с  повседневных задач, и  неповторимые эмоции. Гитару я беру в руки довольно часто, несколько раз в неделю. Сейчас мы планируем небольшой концерт со своими коллегами из других компаний и с нашими юристами, в последний раз 
нам такое удавалось сделать только до начала пандемии. Когда это будет реализовано — непонятно, все будет зависеть от  ситуации и  обстановки вокруг. 

Как Вы считаете, есть ли в России юридическое сообщество? 
Сообщество, конечно, есть. Но это не  коллектив. Набор индивидуумов присутствует. Тебе нужно с ними общаться, ты можешь с ними дружить, конфликтовать или не  замечать, неважно. Сообщество есть, если есть индивидуумы. Другой вопрос, насколько оно сплочено, насколько у  него общие 
интересы и  как оно организованно, как оценивает ситуацию с  разных позиций в  юриспруденции и  в  стране в  целом. Часто встречаешь единомышленников, но иногда это бывает не так. 

Вам хотелось бы что-то в нем изменить? Собрать всех вместе, что-то поменять?
А зачем? Это же такая прелесть, когда все неорганизованны и каждый делает, что он хочет. Мне это очень нравится, и я не хотел бы это менять. Я за то, 
чтобы каждый смог сохранить свою индивидуальность, делать, что ему угодно, но в  таких рамках, чтобы не  ограничивать чужую свободу и  не нарушать ничьих границ, конечно.


Автор: Елена Ершова
Источник: КОРПОРАТИВНЫЙ ЮРИСТ